Со словарем

Урбанистический шедевр, я считаю:

И это вовсе не про Сашу Грей. А всего лишь про иою дочурку.

Как прогрессивная и весьма современная (посудите сами, меньше двух месяцев от роду) дама Лиса-Алиса обожает высокую скорость. Это когда по левой полосе с заходом на отбойник. Это когда неудачники на спорткарах за считанные мгновения оказываются далеко позади. Это когда по Ленинградке дыдын-дыдын-дыдын (кстати, когда случится революция и люди начнут безнаказанно друг друга на улице валить, поведаете мне, кто именно укладывал асфальт на Лениградке, хорошо?).

Если же Евочки с ее сверхсветовой нет, то сойдет и коляска. Причем без разбора, в чем лежать: хоть оригинальная люлька, хоть автокресло. Кстати, второй вариант выглядит очень футуристично:

Но раз приличную скорость не развить, то удовольствие приходится получать другим способом. Асфальт или, хуже того, пол торгового центра не подойдут — слишком ровные, никакого кайфа. Поэтому Алиса успокаивается и засыпает на пересеченной местности. Вот такой:

(Фото с непроходимыми корнями йа Нексусик похерил, но вы их знаете, такие крючковатые корни, растут из земли, за все цепляются, при случае танк остановят.)

Успокаивается:

И засыпает:

Ведь даже баба не доставляет:

(Баба, напомню, — это розовая фея.)

Весь мир не мил, когда коляска катается по вызывающе ровным поверхностям:

Без приключений, без того, чтобы выехать из чащи с вот такими колесами:

Чтоб не проехаться по таким местам, откуда родители возвращаются в полуобглоданном состоянии. А Алисе все нипочем, у нее-то антимоскитная сетка.

 

Эй, папа-рации, задрал уже снимать, давай рули!

С каждым днем Алиса гуляет все больше и больше. Или даже так: продолжительность Алисиных гуляний идет по экспоненте. Непонятно, зато красиво. Сперва пятнадцать минут на руках у мамы — прямо, как доктор написал. Затем полчаса, и уже в коляске — это мы уже видели. Третий раз — и сразу экстрим.

Ребенку от роду неделя (я прямом смысле), а тут такие издевательства: мама отправилась к дяде терапевту, оставив молодого отца (счет для пожертвований сообщу отдельно) один на один с разъяренным и вечно голодным сабледесным монстром. Представьте себе Годзиллу, только поменьше. Чуть что ревет насмерть, ну и лежит в коляске. Представили? С таким вот спиногрызом мне пришлось гулять целый (!) час, пока матушка прохлаждалась на территории перманентных вирусов и мне-только-спросить. Москва с ее виртуозно раздолбанным асфальтом, оскалившимися бордюрами и асимметричными колдобинами была проклята сразу и надолго. Алиса время от времени понимала, что молочную ферму экспроприировали, и начинала возмущаться. Но тут прозорливым мною была разработана и успешно применена инновационная метода. Дарю, не жалко: едем, девочка заорала, останавливаемся, девочка орет, мы резко дергаем и едем дальше, девочка — оп-па, это ж халявный аттракцион, кайфуем. Приятно иметь дело с аквариумными рыбками.

Но не так был страшен первый час, как второй двадцать минут после. Потому что пришлось вернуться в машину и развлекать Алису подручными средствами. (А Алиса, будучи местами бабой практичной, ценит пока только одно живое существо — то, что снабжает молоком.) Из подручных средств погремушка — на Лису особого впечатления из-за возраста не производит — и соска — ее до этого утра Лиса в глаза не видела и уж на зуб пробовать точно не собиралась. В общем, было жарко. Но жарче стало после, когда вернулась матушка и сообщила, что после рентгена одно кормление придется пропустить… Да уж, опустим эти часы бомбардировки Дрездена, когда воздушная тревога разрывается по всему городу, а сделать-то ничего нельзя. В общем, Алиса еще долго нам вспоминала эти часы в Аушвице, и много раз подряд с воплями накидывалась на такую вкусную и аппетитную маму.

Сегодня операцию по выгулу пришлось повторить, но уже в лайт-версии. Москва, будни, пробки.

Выгружаемся.

Стокке занимает весь багажник и пассажирское сиденье справа от водителя (см. я), зато раскладывается в один момент.

Прощание славянки. С дочуркой.

А папа-то остался на заклание. Ему еще параллельно почту мониторить, задачи подчиненным раздавать и ваще изображать из себя биг-босса. Вот как-то так.

Алиса начинает эстетствовать. Если раньше ей нравилась любая езда: и ффффффыть, и дрдрдрдрдр, то сегодня московское фирменое дрдрдрдр бдыщь *застряли!*ей уже не в радость. Прокладываем оптимальные маршруты, возмущаемся качеству интернета в районе Большой грузинской, фармим папа-экспу.

Слава богам, на этот раз все проходит быстрее и безболезненнее. Дочура успокаивается под шелест шин на сотне по Ленинградке, я убегаю на работу, жена, как всегда, расслабляется и наслаждается жизнью. Ох, нелегка моя ноша.

 

Дисклеймер. Информация о ста километрах в час на Ленинградском проспекте не соответствует действительности и приведена исключительно в художественном, иносказательном смысле. Хотелось бы верить.

 

В Москве и Белгороде разрешат правый поворот на красный свет.

 

Евочка внимательно следит за развитием ситуации.

Оторвемся на минутку от животрепещущей и благостной темы "Как Алиса провела первую ночь дома" (что там — сразу ответим: хорошо провела, три раза просыпалась, жрала маму и укладывалась обратно, не орала, только похрюкивала) и остановимся на бичах нашего несовершенного общества, на его язвах и проклятьи. Одним словом, на выписке.

Вот вам фотография, чтобы сплошная стена непонимания текста не отвращала сходу моих любимых читателей. На фотографии изображен йа и еще какой-то упырь молодой человек в тесной комнатке, куда выносят новорожденных и их мам, но об этом чуть позже.

Итак, выписка. В современном мире при отсутствии осложнений, кесаревых и прочих сечений происходит на третий день. Ассоциации с Писанием уже прослеживаются, не так ли?

"В шесть вечера!" — радостно отрапортовала Машуста на днях, и я представил два или даже три часа в пробке. "А пораньше никак?"

Небольшое лирическое отступление без курсива. Мы живем на прекраснейшей улице: на Ленинградском шоссе. Если описывать звукоподражательно, то фьюить — и ты на МКАДе. Или на Трешке, смотря куда надо. Но если ехать в час пик из центра, то это бензиножуйство, нервоубийство и вообще быстрее пешком. Другими словами, мне весьма не хотелось ехать в шесть.

Позже выяснилось, что можно и раньше. Мракобесие мероприятие начинается в три, а оформление первого этажа — удостоенного права приютить мою дражайшую супругу — с полчетвертого.

Миша на работе за главного, дом пропылесошен, мусор выкинут, грязное белье запихнуто в баулообразную сумку, детское масло (это не то же самое, что рыбий жир!) куплено, посуда — хрен с ней, автокресло и пакеты под мышки, забрать мытую снаружи и изнутри Евочку, купить акушерке и врачу по Асти, а Машусте цветов — и вуаля, в три с небольшим мы уже у ворот родильного дома номер 4, что на улице Новаторов (это уже за Стикс, но еще до дворца Гадеса).

И вот тут-то начался первый акт знакомства с суровой российской действительностью. Одно-, а не семиместная палата? современные методы диагностики и родов? вайфай и технологии? А вот и выкусите нашей ядерной смеси. Вуаля

Диспозиция такая: улица Новаторов (какие, спрашивается, новаторы забрались бы в такую глушь?!), по две полосы в каждую сторону, одна для движения, другая для парковки. Не разъездишься. Подъезд к роддому представляет собой пятачок на полторы машины, под наклоном. Вверх влево шлагбаум, и дальше уходит дорожка к самому корпусу, там выдают детей, туда все рвутся. Проезд не сквозной, возвращаются счастливые обладатели новорожденных тоже оттуда. Справа от шлагбаума будка охранника. Охранник крутой, у него есть списки детей на выписку и столь нужная при нервной работе щепотка пофигизма при должной исполнительности. За будкой, еще правее, стоянка для автомобилей сотрудников, от вторжения защищена пластиковым конусом, туда нельзя.

Итак, картина маслом. Вокруг пятачка, со стороны Новаторов, худо-бедно умещаются две три машины. Перемигиваются аварийкой. Это очередь. Они ждут, когда сверху освободится место и их пустят. Проезд к шлагбауму свободен, потому что а) заезжают скорые, б) из-за конуса выезжают сотрудники роддома, в) отъезжат счастливые обладатели детей.

На горизонте появляется новенький. Объехав мерно помигивающую желтым очередь, он суется к шлагбауму. Шлагбаум, зараза такая, не поднимается, зато поднимается сторож, подходит, объясняет диспозицию. Водитель затравленно озирается, начиная догадываться, что это жжж мигание огоньков неспроста, и пытается сдать назад. Но не тут-то было. Сзади уже вырисовался еще один папаша. Сверху выкатывается выписавшийся и теперь мечтает свалить поскорее. С парковки высовывается кто-то из местных. Ну и в довершение по Новаторам скапливается пробка, на встречку особо не сунешься — две сплошные и встречное движение.

Случается небольшой локальный хаос. Машины пытаются разъехаться, протиснуться, кто-нибудь рандомно пробивается наверх. Серое небо стряхивает тяжелые капли, а талый снег поплавками украшает глубокие лужи. Занавес. Антракт.

 

Скоро ли, долго ли, но антракт закончился. Акт второй. Декорации сменились. Мы превозмогли, мы внутри. Припарковались в двух шагах от дверей, все шикарно. Пора внутрь. Внутри забываешь об ужасах парковки, неудобствах и лишениях — внутри смесь бюрократии, традиционной стадности и дикого бизнеса.

Небольшая комнатка, пять на пять или около того. Много людей — встречающие. Процедура следующая. Сначала записываешься. Потом ждешь пару часов. Время от времени из-за двери

Вот эта дверь:

возникает недовольная физиономия и медсестра выкрикивает фамилию. После счастливчик, имя которого называли, подбегает, в обязательном порядке сокрушая всех на своем пути, и передает медсестре толстенные пакеты с одеждй (как иначе сносить всех на своем пути, не каждый же обладает достаточной массой — тут-то пакеты и пригождаются). Медсестра снова исчезает. На смену ей из ниоткуда появляется обаятельная девчушка в белом халатике и заводит шарманку: "Предлагаем фото- и видеосъемку. Оплата при получении, через несколько недель. Бесплатная доставка по Москве. Цена одной фотографии — триста рублей. Всего пятнадцать фотографий на четыре тысячи пятьсот. Один полный, два пустых, покрутил, погадал, думал, шарик угадал… Ой, о чем это я. Видеосъемка стоит три восемьсот, мы делаем (с придыханием) монтаж и накладываем музыку". В это время в углу на утопающем в проводах экранчике демонстрируется качество продукта. Соответствующее.

Двое из трех соглашаются, хотя фотоаппаратами вооружены почти все.

После сеанса рекламы наконец появляется завернутое в сто шкур дитятко и осоловевшая мама. От папы в приказном порядке требуют, чтобы он поздравил маму, взял в руки дитя — и тут начинается.

Девчушка в белом входит в роль: "Папулечка, встаньте вместе со всеми сюда", "Папуля, а теперь только вы вот здесь", "Смотрите на ребеночка, смотрите вверх, снова на ребеночка, закончили упражнение".

Мрамор и фикус — проверенный временем вариант.

Я в роли фона.

Я ничего подобного не ожидал, и наивно полагал, что выписка пройдет безболезненно и быстро. Вроде как речь о детях малых, их бы побыстрее в комфорт доставить, все такое. Поэтому присутствовали я, мама (т. е. уже бабушка) и Евочка (без изменений). Евочка осталась на улице, внутрь не пустили. Некоторых же встречали целыми толпами, причем внутрь, за шлагбаум, проникала не одна машина для ребенка, а несколько — для всех. (Когда стану тираном Земли, напомните сжечь всех таких.) Фотографии в тесноте (и обиде), конечно же, надо было сделать каждого с каждым. Мама, устав ждать, прикидывала, сколько всего существует вариантов попарного фотографирования при десяти гостях.

У меня же, кроме общего недовольства: мало места, жутко долго, никакого представления о точном времени выписки, и прочая, и прочая —волновал другой, более утилитарный вопрос.

Намедни я где-то услышал, что цветы при выписке дарить нельзя, потому что они аллергенные. После чего в гардеробе роддома мне предлагали: "У нас есть отличные, неаллергенные цветы". Я так и представил: "Эй, Павлик, сбегай к метро, принеси молодому человеку цветочков. Неаллергенных".

В итоге я взял симпотяшных, желто-красных роз. Вот они, кстати:

Стою себе в уголке, жду моря—погоды, зыркаю по сторонам. А по сторонам нерозы. Разные цветы есть, но роз хоть убей нет. Думаю, не порядок. Ща как меня увидит медсестра, как заорет: "Да как вы смеете?! Вы, что ж это, всех здесь погубить хотите?!" Страшно. Но потом обошлось, появились одни розы, другие, третьи, а медсестры от их вида не возбудились. (По самую малость уточненным данным, под запретом лилии.)

Вокруг же продолжается свистопляска. Папулечка, встаньте вот сюда. Отойдите, на загораживайте проход. Разрешите взять интервью (парень, лет тридцать, мучительно рождает пафосные, но, как ему кажется, приличествующие моменту слова). Ой, это вам (мужчина засовывает руку в карман халата медсестры и вытаскивает уже пустой, без купюры).

А я только удивляюсь: чего дети-то не орут. Людно, микробно, громко, страшно. Их там морфием накачивают?

И довершающий аккорд. В очередной раз из-за двери появляется медсестра: "Лосинская!"

Близко, думаю, жаль, не то.

"Может, Лозовская?" — спрашивает мама. Пожимаю плечами: уж фамилию-то прочитать они могут.

Нет, не могут. Еще через пять минут выясняется, что это все же Лозовская.

Ура, цеплячий комбинезон, Машуста, цветы, одна—пять фотографий, дите орет (хоть одно правильное!) и поехали отсюда.

Никому не отдам, моя игрушка:

Алиса с трудом умещается в автокресле.

Алиса внутри, фотограф снаружи.

Алиса верещит, но на большой скорости умолкает. Уже пять часов, до часа пик осталось немного. Яндекс-Навигатор предлагает ехать через МКАД, так 40 километров, но почти все зеленое. Почему бы и нет. На светофорах и в пробках Алиса снова заводится, но на ста исправно замолкает. От дождя и скользкой дороги у Евочки разъезжаются шины, но все хорошо, мы успеваем проскочить до серьезных заторов. Алиса дома. Она вытесняет из кроватки злую птицу и еще не знакомится с безымянной гусеницей. Все впереди. Ненавижу выписку.

Ну и парочка фотографий на посошок.

Куда вы меня привезли?!

Йа здесь царица!

 

Отличный, кстати, метод бороться с нелегальной (и легальной) парковкой: сбрасывать весь снег по краям улиц.

Евочка негодуе.

Наступила суббота. Одни друзья ушли в кино, чтобы разнообразить оперу романтической драмой (?) про зомби. Другие курсировали между железнодорожными вокзалами Москвы, то ли раскидывая динамитные шашки, то ли переоформляя билеты — ясности добиться не удалось. А мы отправились разгребать сугроб вокруг Евочки.

Как показал опыт сегодняшнего дня, если на неделю забыть о машине, в течение которой оттепель будет сменяться легким минусом со снегопадом, то работа будет. Толстый слой снега с хрустящей корочкой ледка на всех поверхностях. Стекла покрываются наноналедью, которую не подцепишь и не отдерешь — нагревшись, так и скользит по площади окна. Как говорится, чистка машины сокращает вашу жизнь на полчаса.

Очистили, прогрели, поехали. Но тут-то и обнаружился главный подвох дня. Парковка у нашего дома выглядит так: вдоль всего фасада тянется широкая дорожка, слева одна за другой паркуются автомобили, справа место для пешеходов и подходы к подъездам; в середине дорожке карман, куда помещаются четыре машины, две против двух. Место удобное, «козырное» — здесь и развернуться, и просто спокойно. А поскольку «потомственных имений» нет, и кто первый встал, того и место, машины тасуются будь здоров. Евочка стояла на самом-самом зачетном месте: в глубине кармана, по-над самым домом. Единственный недостаток зимой — дворники ничтоже сумняшеся наваливают подле сугробы.

И сегодня тоже — невысокий такой, но жилистый (то есть слежавшийся) сугрбочик. Сдаю назад, Евочка недовольно фырчит, но слушается. Притормаживаю, к подъезду проходит женщины с ребенком. Только разминулись, снова газую. Евочка забирается на сугроб и резко проваливается за него. В зеркале видна осоловевшая физиономия женщины. Чего соловеть-то — сугроб проехали? проехали.

Но Евочка не согласна: она улеглась днищем на ледяной сугроб, и только задние колеса свисают. В прямом смысле слова.

Неплохо скатались.

Подле стоит раздолбанная газель службы доставки, и из подъезда как раз показался ее водитель.

«Теперь только выкапывать или тросом».

Я обреченно оглядываюсь в поисках специально обученных дворников, но закон Мёрфи никогда не подводил: в радиусе ста метров никого нет.

Водитель газели — молодой веселый парень — находит в закромах трос, у Евочки — крюк (сколько еще таинственного и неизведанного она скрывает под капотом и не только?). Газель фырчит, как не так давно Евочка, танцует по гололеду, маневрируя между как нарочно чистыми и дорогими запаркованными машинами. Евочка сучит колесиками, но на сугробе сидит надежно.

Посреди действа из детского сада (который, напомню, в моем доме) появляется охранник и предлагает лопату.

Лопата — это хорошо, но есть два минуса. Для начала под Евочкой лед и наконец его надо очистить подо всем днищем.

Охранник в запале сам наносит несколько точных тычков в бело-серое месиво, но быстро ретируется, оставив лопату. Я немного расчищаю, но толка, сдается мало.

Газель, рискуя увязнуть сама, меняет тактику. Если дальше Еву тащили за нос, то теперь не буду говорить за какую часть тела (оказывается, у нее повсюду спасательные крюки, японцы как знали, чем все закончится).

Задняя передача, умеренный газ, не забыть снять с ручника — и Ева как ни в чем ни бывало переваливается через коварный сугроб. «Спасибо». «Спасибо». И мы едем пить красный чай с нотками вишни, какими-то еще извращениями растительного происхождения и неработающим вайфаем и есть мороженое с чили. Место называется «Чайная высота». На Покровке. Рекомендую.

Вечером, объехав всю Москву, возвращаемся. Слева, одна за другой, теснятся машины. Справа, в козырном кармане, пустота — и только прорытые сквозь снег колеи. Заезжаю на боковое в кармане место. Евочка недовольно фырчит. Ну нахрен, выезжаю обратно и паркуюсь в самом конце дорожки, где еще оставалось одно место. Евочка довольна. Я тоже.

Это признали даже окружающие, подсунувшие под дворник журнал Флирт. Главное, чтоб теперь к мужикам приставать не начала. По нынешним заносам милое дело

За полтора года владения правами впервые побывал в автосервисе и автомойке. Первый теперь ассоциируется у меня с непробиваемыми бабушками из бюрократических структур, только вместо бабушек суровые мужики в теплых цветастых куртках. А второе даже забавно — загнать грязнющую Евочку в страшный мороз под душ, выудить оттуда сверкающую красавицу, а после бороться с заморозкой всех ее косточек... что-то в этом есть.

Приземлились в четыре. Аэрофлотовское Шереметьево (то, которое D) встретило пятью работающими кабинками паспортного контроля на пять с половиной пассажиров стокгольмского рейса и чемоданами, мерно рассекавшими зал выдачи багажа уже при нашем появлении.

Маршрутка тоже не заставила себя ждать и довезла до парковки, где эти три дня курлыкала под снегом Евочка. Москва ощутимо теплее Стокгольма даже ночью, однако счистка снега, оттаивание наледи и борьба за права Евочки на свободу отняли изрядно времени. В процессе смертью храбрых пала резиновая прокладка на правом дворнике — по дороге домой она играла роль шлейфа.